Товарищи! новое Средневековье НАПИСАНО:
«новое Средневековье» ПОСЛЕДНЕЕ ОБНОВЛЕНИЕ: 1-3-2017 " Современное " или " новое " Средневековье Чем средневековье различается от современности? ( не лишь средневековые школы и т. д, а как разрешено более различий просьба) Ответы и разъяснения НУ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ НЕ БЫЛО ЭЛЕКТРИЧЕСВА, ТАМ БЫЛИ КОРОЛИ, А У НАС ПРЕЗИДЕНТ, ЦЕРКОВЬ БЫЛА ДРУГАЯ( СЕЙЧАС КРЕСТЯТСЯ ТРЕМЯ ПАЛЬЦАМИ, А ТАМ ДВУМЯ И В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ КОГДА ПРИШЛИ В ЦЕРКОВЬ ВСТАВАЛИ НА КОЛЕНИ И КЛАНИЛИСЬ ДО ПОЛА, А СЕЙЧАС ПО ПОЯС), БЫЛИ ОЧЕНЬ ТРУДНЫЕ ЗАКОНЫ ЗА ИЗМЕНУ САЖАЛИ НА КОЛ, ВЕШАЛИ, ОТРУБАЛИ ГОЛОВЫ, А ЗА КРАСОТУ ИЛИ ЗА ОЧЕНЬ ХОРОШИЙ УМ СЖИГАЛИ НА КОСТРЕ ПОТОМУ ЧТО ДУМАЛИ ЧТО ЭТО КОЛДУНЫ ИЛИ ВЕДЬМЫ Чем люди Средневековья отличались от людей xxi века? ИСТОРИЯ ЖИЗНЬ ЛИЧНЫЙ ОПЫ ТНАУКА историк по образованию; странствия и фесты; темы: деяния Думаю, что наиболее радикальное различие, которое сходу снаружи кинулось бы в глаза - это рост людей тех времён, и сегодняшних. Акселерация. Большинству, кто ещё в xx веке пытался прикинуть истинные средневековые доспехи, они были малы. Кроме такого, у скудных слоёв народонаселения, вследствие недоедания, в детстве могла отслеживаться задержка в росте, и как последствие, он был малым и в зрелом возрасте. Такое сталкивается часто и вданныймомент, но в странах " третьего решетка ". Тогда же и в Европе было обыденным занятием. Тем не наименее, не стоит утрировать. Бытовые различия не были таковыми колоссальными, как их обожают изображать в попсовых статьях в Интернете. В Западной Европе( но не на Руси), кпримеру, в xv веке ели довольно немало мяса по сравнению со всем остальным миром, но не по сравнению с нашими днями. Xv век большаячасть историков вданныймомент признают крайним столетием Средневековья. Вот уже в Новое Время просиходит рост количества народонаселения, и потребление мяса грубо сокращается. ВНЕЗАПНО массы народонаселения начинают в главном имеется каши и хлеб. Очень отлично, на мой взор, это описано у французского историка Фернана Броделя в его книжке: " Структуры обыденности: вероятное и невозможное. " Там же, но не лишь, развеевается иной известный миф: что в Западной Европе в Средние века типо не мылись. Как раз в эту эру существовали публичные бани. Зато реальная деградация собственной гигиены наблюдается в Новое время. Это было соединено с совокупностью причин. Как религиозно-идеологических, так и экономических. Продолжительность жизни? Если глядеть на биографии узнаваемых деятелей той эры, то не так уж решительно это различалось от сегодняшних дней. Некоторым, особенно изворотливым, и умудрённым удавалось дожить до довольно пожилого возраста. Уж во каждом случае, по меркам современного СНГ... У " простолюдинов " было труднее. Но опять-таки, замечательная экология, по сравнению с nowadays; чистые, без устрашающих частей таблицы Менделеева, продукты кормления. Правда, они же изобиловали яйцами паразитов и отложениями разных инфекций - про это элементарно не знали. Конечно, у большинства не было способности так развиваться, и прокачивать эрудицию, как вданныймомент. Наверное, в процентном отношении, численность извилин было чуток меньше. Тем не наименее, Леонардо да Винчи родился-таки ещё в Средние века. И на Западе, и на Востоке жили люди, имевшие доступ, и, соответствено, познания, касающиеся сокровищ достижений культуры Античности. И не факт, что их было существенно меньше тем сейчас. А кое-что было общедоступно конкретно в ту эру, но было утрачено позже. Подводя результат, разрешено заявить последующее. Отличия в одежде, быту и обычаях - преходящи. Главное, чтоб сходу решительно отличило средневековых людей от современных - их рост, и положение здоровья. Увы, среднестатичстический средневековый человек, даже не зная об этом, был носителем тех или других паразитов, тех или остальных заболеваний. Многие из такого перечня в наши дни шокировали. Если бы кому получилось бы просочиться в Средние века, то ему бы следовало запастись огромным комплектом медикаментов - обеззараживающего, антисептического, борющегося с инфекциями характеристики. ( С иной же стороны, у обычных, скажем так, колхозников, было оченьмного лайфхаков, сейчас в обычном( в нашем понимании) мире практически утраченных: как существовать без спичек, Интернета, туалетной бумаги, лекарств( перечень произволен) и т. д). Конечно, ещё и кое-что о характерах уважать. Ну так и в наше время по неким летосчислениям значит, что вданныймомент лишь xv век. И характеры и быт почтивсех тех, кто держится такового календаря( пусть эти бога направят интерес, что не именую их непосредственно), весь и вблизи укладывается в нашем сознании конкретно со Средневековьем. Чтоб столкнуться с ними на их местности, также необходимо проштудировать подходящую литературу. Как-то так. Другое сознание современности Средневековья состоит в том, что инновационная цивилизация с ее новыми информационными технологиями, с концом модернистских ценностей и т. д. получает все более дьявол Средневековья, как на это по-разному указывали У. Эко [228] или А. Менк [229]. Подобным образом содержание " новейшего Средневековья " появлялась и ранее, в начале xlx века( Новалис), в начале двадцатого( К. Ворингер, В. Гропиус, Ш. Георге, а втомжедухе Н. Бердяев), во эпохи национал-социализма в Германии и в разных странах Европы в послевоенные годы, но я не буду следить тут ни эту историю, ни историю данной летописи, нередко выстраиваемой таковым образом, что любой " медиевализм " ведет нас из романтизма прямиком в национал-социализм, не оставляя никаких альтернатив. Такое сознание " актуальности Средневековья " не раз подвергалось критике. Чаще только проф историки видели в теориях " новейшего Средневековья " политически сомнительные пробы " мифологизировать " прошедшее, и при этом указывалось, что в таковых мифологизациях прошедшего часто применялось уже издавна преодоленные медиевистикой представления о Средневековье, вроде осмысливания власти в то время как служения, о концептуализации человека как " типа ", о статичности этого сообщества и т. п. [230] Этим мифологизациям историки, но, они не могли противопоставить ничто, несчитая честно-наивных апелляций к " самому Средневековью ", к новым достижениям " деидеологизированной " медиевистики и к предыдущему пониманию медиевализма как некоторой беспристрастно имеющейся связи меж Средневековьем и нашим порой. Например: " Медиевистам, и, я размышляю, не лишь тем, кто занимается фактически историей в узеньком значении слова, следует позаботиться о лучшем контакте с историками, изучающими остальные эры - Античность и, доэтого только, Новое и Новейшее время. Они обязаны выложить родное мнение и о том, как связан их период с позднейшими, с современностью. Следуя той полосы, что была прежде намечена Максом Вебером, Отто Хинце и Марком Блоком, медиевисты обязаны представить, выйдя за рамки обычных шаблонов, как соединено Средневековье с тем порой, в котором мы живем " [231]. Надо увидеть, что " медиевализм " как такой в этом случае рассматривается как неувязка, как плохое явление, и решением трудности встречается политически серьезная медиевистика. Сама медиевистика рассматривается при этом как что-то наружное по отношению к медиевализму. Ho что же это тогда за историки, какие именуют сами себя " новыми медиевали- стами "? He обязано ли для всякого медиевиста мнение " медиевализм " быть чем-то, несопоставимым с их профессией? Я еще вернусь к соотношению медиевализма и медиевистики, тут же покуда идет стиль о медиевализме только в определенном смысле, о медиевализме как " современном Средневековье ". Другое известие к данной проблеме " современности Средневековья " или " новейшего Средневековья " - у А. Вайсл, о книжке которой " Длящийся медиевализм " [232] уже говорилось в первой голове. Надо заявить, что служба Вайсл увлекательна не столько поэтому, что является вособенности уникальной и новейшей, а как раз напротив: изданная в 2003 году, она быстрее относится к поздним новомедиевалистским трудам, и поэтому являет собой образчик уже полностью оформившегося автономного историографического дискурса, который не является уже чем-то маргинальным, как это было в начале 1990-х гг. [233], когда С. Николс, p. X. Блок, Г. У. Гумбрехт, П. Дембровский и остальные новейшие медиевалисты издалека приемник " Будущее Средних веков " [234]. Книга самой Вайсл раскрывается перечнем из 30-ти остальных книжек, втомжедухе опубликованных в серии " Новые Средние века ", посреди которых работы Б. Эфрос, p. Блюменфельд-Косински, Г. Стоуна, Дж. Дж. Коэна( произведенный им приемник " Постколониальные Средние века ") и др. [235], а в конце ее помещена цитата из одобрительной рецензии p. Эмерсона, серьезного редактора журнала " speculum ". Вайсл строчит в главном о современной южноамериканской культуре, и при этом во многом следует У. Эко, но делает из этого, как я уже писал, прямо противоположные выводы. Дело не в том, что было некоторое Средневековье, и инновационная цивилизация делается беспристрастно схожа на него: Вайсл выделяет, что стиль идет не о фактическом существовании Средних веков, с теми или другими мимолетными границами, а о тех представлениях, какие в современной историографии соединены со Средневековьем, какие образуют средневековость этого времени. Это значительно изменяет значение выражения о " новеньком Средневековье ": это не современность делается средневековой, а историография с ее видами Средневековья делается неотличима от иных явлений массовой культуры. Насколько вправду цивилизованно другим является цивилизованный мир Средневековья, ежели кинофильм " Звездные борьбы " открывает те же соответствующие черты, что и аристократический эпос( наличие пограничных миров, где как бы проверяются ценности " настоящего " решетка, фокусирование повествования на “aventure”, его эпизодичность и т. п.)? Имеется в виду эпос, каким его описывает медиевистика. Медиевистика при этом рассматривается не элементарно как дисциплина, описывающая Средневековье, те культурные явления, какие находятся в Средневековье. Медиевистика формирует определенную модель культуры, которая может быть абстрагирована от времени 500-1500 гг. K образцу, мы описываем средневековый мистицизм, и пишем о Хильдегарде Бингенской, о Гертруде Хельфтской, о Биргитте Шведской и Розе из Витербо, ho что ежели мы вычеркнем их имена, и заменим на какие то инновационные имена или наименования, не окажется ли отображение всееще адекватным? Вопрос в том, что может быть подставлено, чем является Средневековье сейчас? Например, Вайсл строчит о религиозном магическом эксперименте, о том, что он продолжает быть в современном мире, как и средневековая неувязка соотношения местных, народных верований и официального учения церкви, которое под действием данных верований видоизменяется. Здесь принципиально не находить прямых параллелей, сопоставляя, к образцу, инновационное и средневековое монашество. Для новейшего медиевализма был главен урок литературной антропологии, которая разглядывает литературу не как что-то определенное, а как соответствие фикционального и представляемого, которое исторически может воспринимать разные формы, не непременно те, что мы осознаем под классическим определением литературы. Так же и медиевализм: его проявления, кпримеру магический эксперимент, нужно находить не столько в современной церкви, насколько в эмоциональных переживаниях бейсбольных болельщиков. Бейсбол, по словам Вайсл - это сейчас то пространство, где канонизируются святые, где продолжает существовать практика паломничества и почитания артефактов. Вайсл в определенном значении повторяет тут остраняющую операцию, уже абсолютную единожды социологами и антропологами в конце ХІХ-начале xx века, когда инновационные сообщества были уравнены с простыми, когда мнение( варварской) ментальности было распространено и на западные сообщества, приэтом не лишь в методологическом отношении, но и в содержательном: то, что исследовалось у " варварских " народов, как, кпримеру, дар и отдар, системы классификаций, техники тела, ритуалы перехода и t. N., оказалось вероятным изучить и у " цивилизованных " наций современной Европы. При этом понятно, что не лишь Мосс, Геннеп и Малиновский, но и Леви-Стросс и Гирц имели в виду инновационные сообщества, они вначале конструировали инаковость иной культуры, чтоб использовать ее к нашей, к современной. При этом опасный потенциал " встречи с иным " состоял как раз не в непреодолимой культурной дистанции, а в той недалекости к нам, которую формировали антропологи. B различие от новейшего времени, от классической или варварской эры, Средневековье никогда не служило моделью для описания остальных культур, и медиевализм, понятый как " современность Средневековья ", как " новое Средневековье " в определенной мерке жаждет возместить эту несправедливость. Речь при этом не идет о том, чтоб лучше взятьвтолк нынешний мир, который сам себя ни в коей мерке не принимает как средневековый. Средневековость для Вайсл есть быстрее на ментальном уровне, а ментальность, как ее определял еще Леви-Брюль, а за ним и французская историческая антропология, имеется как раз то, что не осознается или не полностью осознается представителями самой культуры, это то, для что у них нет соответствующего языка описания, что может быть описано только наружным данной культуре исследователем. Проблема в том, что в случае со Средними веками этот старый антропологический прием не работает. Как указывает Вайсл, отображение Национальной конфедерации бейсбола языком летописи средневековой религиозности, или " Звездных войн " - языком исследователя артуровских легенд не встречает нималейшего противодействия, не производит нималейшего критического эффекта, и неувязка тут - не в Средневековье как совсем особенном времени, а в медиевистике, неспособность которой увидеть средневековость в современном мире имеется только одно из следствий ее неспособности увидеть средневековое как этакое, как что-то немодернизируемое, неприсваиваемое современной культурой, будь то массовой или академической. Вопрос, который становит проблематика " новейшего Средневековья ", в окончательном счете такая: какова может быть дисциплина о Средневековье, которая не стремилась бы прикарманить или уподоблять его? При этом обычный упрек в том, что употребляются стереотипные представления о Средневековье, с которыми не любой медиевист согласится, что как раз такие книжки, как та, что написана Вайсл, банализируют средневековую культуру, какоказалось нерелевантен. Книга Вайсл, вправду использующая ставшие уже стереотипными представления о Средневековье, имеется некоторый компендиум послевоенной медиевистики, и как такой, она служит типичным ее зеркалом. Важно не столько дискуссия отдельных создателей или концепций, насколько некоего типа историографии, типа размышлений, " историографического дискурса ". Хотя Вайсл изредка дает прямые ссылки на создателей, указания на которых разрешено отыскать только в конце книжки, в библиографии( от Э. Ауэрбаха до П. Зюмтора, Л. Паттерсона и П. Гири), но любой раз, когда она произносит о средневековом мистицизме, артуровских легендах или почитании артефактов, ее контент весь состоит из цитат. Вайсл беспрепятственно отказывается от претензии на свой, наиболее верный, чем у остальных, образ Средневековья: наиболее принципиально, чем корректировка отдельных утверждений о прошедшем, обсуждение дискурса в целом, к которому принадлежали бы и сами эти корректировки, и конкретно благодарячему историографические цитаты в книжке Вайсл никоимобразом не выделяются, они находятся там не поэтому, что принадлежат некоему конкретному исследователю и несут след его особенности, а напротив, в силу собственной реальной безличности, стереотипности. He владеет нималейшего смысла, кем конкретно и насколько раз что-то было произнесено. Именно благодарячему и неважен вопрос о том, как " нестереотипные " образы Средневековья лучше " стереотипных ", образ средневекового дома как " нецельного " коллектива лучше его же вида как " целого ", средневекового человека как " любой раз нетипичного " - чем его же как " типа ", и т. п. Каждый раз наилучшая кандидатура принадлежит тому же самому историографическому полю, что и обветшавший или морально-политически неприемлемый образ прошедшего, и поэтому отличие меж ними в реальности неимеетбольшогозначения. B связи с проблемой " современности Средневековья ", которую становит Вайсл, принципиально иное, а конкретно то, что такое сознание медиевализма перекладывает обыденное сознание исследовательских задач медиевиста, какие раньше определялись тем, что Серто именовал " фикцией особенного, отделенного от прошедшего места историографии ", а конкретно фигурой наружного исследуемой культуре субъекта. Эта наружность, вненаходимость раньше была сразу и условием знания( исторической) действительности, и основным препятствием на его пути, создававшим дистанцию, которую Знание обязано было справиться, приблизив нас к пониманию другой культуры. Как уже говорилось в первой голове, эта наружная миру фигура исследователя, возникающая в раннее Новое время, была историзирована в том числе и самим новеньким медиевализмом. Если же вероятность находиться вне, брать необыкновенное, суверенное состояние делается сомнительной, то означает теряет любой значение и исследовательская логика нескончаемого приближения к исследуемой культуре. Наша неувязка, как указывает Вайсл, не в том, что мы очень разделены от культуры прошедшего, от Средневековья, а напротив, в том, что мы очень принадлежим ей. Действительная неувязка, следственно, в том, как можетбыть кое-что вроде вне- находимости, экстерриториализации, трансцендирования, или же чем разрешено сменить старую, теологическую в собственной базе, кандидатуру имманентности и трансцендентности. Здесь, в связи осознанием " медиевализма " как " современности Средневековья ", я желал бы только отметить, что вопрос для " новейшего медиевализма " не ставится о том, как мы можем более приблизиться к действительности, ибо мы и так принадлежим ей, в том числе средневековой действительности, продолжающей быть в наше время, Средневековью сейчас. Это предложение о современности Средневековья звучит все еще некотороеколичество нелепо, как и в целом размышления Вайсл, ежели не обладать в виду, как понимается в рамках теории медиевализма историография, что такое медиевистика как медиевализм, и что такое медиева- лизм как медиевистика - это разрешено означить как третье сознание этого термина. новое Средневековье , символический рассказ, обычно неизвестного происхождения и по крайней мере отчасти традиционный, который якобы связывает фактические события и особенно связан с религиозными убеждениями. Он отличается от символического поведения (культового, ритуального) и символических мест или объектов (храмов, икон). новое Средневековьеы - это конкретные рассказы о богах или сверхчеловеческих существах, участвующих в чрезвычайных событиях или обстоятельствах за время, которое неуточнено, но которое понимается как существующее помимо обычного человеческого опыта. Термин « мифология» означает изучение мифа и тела мифов, принадлежащих к определенной религиозной традиции. Этот фильм 1973 года, выпущенный Encyclopædia Britannica Educational Corporation, исследует греческий миф как первобытную фантастику, как скрытую историю, и как результат доисторического ритуала. новое Средневековьеологическая фигура, возможно, Диониса, верховая езда на пантере, эллинистическая эмблема опус-тесселлату из Дома масок в Делосе, Греция, 2-го века. Этот фильм 1973 года, выпущенный Encyclopædia Britannica Educational Corporation, исследует греческий ... Encyclopædia Britannica, Inc. новое Средневековьеологическая фигура, возможно, Диониса, верховая езда на пантере, эллинистическая эмблема осессела ... Димитри Пападимос Как со всеми религиозными Символизм , есть ... (100 из 24 735 слов) года.